«Мама, а что, папа сидит в тюрьме?». Письма волонтера штаба Бабарико, которые он пишет из СИЗО трехлетнему сыну
Анастасия Бойко
«Мама, а что, папа сидит в тюрьме?». Письма волонтера штаба Бабарико, которые он пишет из СИЗО трехлетнему сыну
10 ноября 2020, 10:21

Левон Халатрян. Фото: Павел Кричко

Во время избирательной кампании Левон Халатрян стал волонтером в штабе кандидата Виктора Бабарико, а через пару месяцев его, как и многих, задержали по делу об участии в массовых беспорядках. Халатрян уже три месяца в СИЗО №1 на улице Володарского, ему не позволяют увидеть родных, но волонтер не отчаивается и пишет своему трехлетнему сыну Мики сказки в письмах и открытки с рисунками.

Летом 34-летний Левон Халатрян, работавший управляющим в минском баре ОК16, стал волонтером в штабе Виктора Бабарико. В начавшихся в день выборов протестах, по словам его супруги Яны, участия не принимал. Но днем 11 августа Халатряна задержали силовики, и теперь он пишет письма и сказки своему трехлетнему сыну Мики из СИЗО №1 на улице Володарского.

Халатряна задержали около полудня 11 августа, когда он выходил с другими волонтерами штаба Бабарико из дома на улице Гая, в котором жил. Задержанная вместе с ним Анастасия Александрович вспоминает, что они успели отойти от подъезда только на несколько шагов, когда дорогу вдруг перегородила серебристая легковушка.

«Оттуда выскочило, как потом мы узнали, четыре сотрудника ГУБОПиК в балаклавах. Среди нас я шла первая, в руке был телефон — на меня налетели, забрали телефон, с руками за голову, нагнувшись, меня посадили на переднее сиденье в машину и приказали не поднимать голову», — рассказывает волонтерка.

При этом Халатряну, вспоминает Александрович, силовики все же показали «какую-то ксиву и попросили полностью назвать имя», а после этого скрутили руку пластиковой стяжкой и тоже усадили в машину.

«Я пыталась спросить, кто эти люди, — продолжает она. — Мне сказали так: "Правовых норм уже не будет. Вы переступили красную черту". Я спрашивала — это похищение? Задержание? Отвечали, что моему другу показали документы. Мы поняли, что нас завозят в ГУБОПиК. В последний момент, когда я видела Левона, погладила его по голове и губами сказала, что нам ****** [крышка]. Он махнул головой, что да. Нас завели в разные кабинеты. В дверях на меня налетел человек без маски, в белой рубашке с вопросами: "Что вы, вместе были? Рассказывай все!". Я молчала. Этот человек снова спросил: "А что это у вас за друг такой нетипичный? Совсем не настоящий беларус"».

Письма для Мики. Фото: предоставлено женой Левона Халатряна

От волонтерки потребовали назвать пароль от смартфона. Она вспоминает, что «написала им какой-то пароль на бумажке», но он оказался неправильным. «Видимо, мне помогло то, что я выглядела очень стрессово. Сказала, что все перепутала. В итоге они забрали мой телефон, никаких бумажек не дали. Сказали, что телефон отдаст мой друг Левон», — рассказывает Александрович.

«Эмоциональный момент был, когда на стол поставили мой рюкзак, где уже лежали какие-то кастеты, палки, — вспоминает она. — И мне говорят: доставайте вещи, вы же не хотите, чтобы мы их сами доставали. Первая мысль у меня была, что все, что там на столе лежит, будет "моим". Но они сдвинули эту фигню, и я немного расслабилась. Показывала им вещи, они зацепились за сменную одежду: "Что, готовились на сутки?". Потом спросили: "А что в этом кармане?". Я ответила, что там мои использованные прокладки, я не успела их выкинуть. На что человек в белой рубашке стал спрашивать, моя ли кровь на прокладках. Может быть, они думали, что я помогала раненым, не знаю».

Примерно через час Александрович все-таки отпустили, вскоре вышла на свободу и другая задержанная волонтерка. Левон Халатрян остался в здании ГУБОПиК.

«Я сообщила обо всем адвокату, — говорит Александрович. — Его к Левону не пустили. Несколько дней мы не знали, где он». Только через несколько дней стало известно, что Халатрян находится в изоляторе на Окрестина. «Я знаю точно по рассказам ребят, которые были с ним на Окрестина, что его в ГУБОПиКе избили», — добавляет волонтерка.

Письма для Мики. Фото: предоставлено женой Левона Халатряна

Сейчас Халятрян в СИЗО на Володарского. Ему предъявлено обвинение в участии в массовых беспорядках (часть 2 статьи 293 УК) — но никаких подробностей о деле нет. СК или МВД о деле Халятряна ничего не сообщали, а адвокат Владимир Пыльченко не может говорить о нем из-за подписки о неразглашении.

В день задержания мужа Яна Смоляго гостила у родителей в Борисове. Она вспоминает, что утром говорила с мужем по телефону, а в начале первого позвонила еще раз — но телефон уже был недоступен.

«Я, если честно, сразу все поняла, — признается Яна. — Левон всегда доступен, очень редко бывает такое, чтобы я не могла до него дозвониться. Пыталась найти номера хоть кого-нибудь из штаба, чтобы мне подтвердили. Ни с кем из штаба я не общалась, поэтому даже не знала, кому мне позвонить».

Она вспоминает, как прошел первый месяц после ареста: «Страшно было выйти. Нужно ли уезжать? Будут ли ко мне какие-то претензии? Будут ли репрессии семьи? Когда я куда-то выходила, то просила, чтобы смотрели в окно, [контролировали, как] я ушла-пришла. Весь месяц я была в Борисове».

С 11 августа ни она, ни другие родственники и друзья не виделись с Левоном. Яна говорит, что несколько раз просила следователя разрешить ей и сыну свидание, но получила отказ: «Никаких звонков — только письма и через адвоката что-то можно передать».

Письма для Мики. Фото: предоставлено женой Левона Халатряна

Теперь письма стали существенной частью ее жизни: «Я пыталась нумеровать свои, но это сложно! Левон их нумерует и ведет учет, у него там большая табличка. Но у него там и времени побольше, чем у меня. Я вообще просто радуюсь любому письму. Обычно мне приходит по два-три [за один раз]».

Халатрян старается не расстраивать жену, и адресованные ей письма отличаются по интонациям от тех, которые он отправляет друзьям. «Я поняла это, когда друзья показывали его письма — они были не такие позитивные, — говорит Яна. — Конечно, сложно. Я спросила у него напрямую, он сказал: "Ян, это как моя психотерапия. Я выговариваюсь в письмах кому-то, чтобы не тебе. Я знаю, что тебе сложно очень, что ты переживаешь". Я тоже стараюсь писать только бодрые письма. Если честно, не всегда получается. Иногда бывает, что просто ничего позитивного нет, потому что все плохо. Вообще письма писать очень сложно. Вроде, ходишь, и в голове его уже написал, а потом садишься писать и думаешь — а что я вообще хотела?».

Письма для Мики. Фото: предоставлено женой Левона Халатряна

Маленькому сыну Мике отец пишет отдельные письма с рисунками, в которых иногда сочиняет сказки или игры. Как сказать сыну об аресте Левона, его жена сначала не понимала: «Посоветовалась с психологами и они мне объяснили, что в таком возрасте ребенку можно сказать, что папа уехал и скоро вернется. Можно сказку какую-то придумать. Я говорю, что папа уехал, он работает и спасает людей, что он герой. К сожалению, я бываю не всегда осторожна со своей речью и уже несколько раз Микуша у меня спрашивал: «Мама, а что, папа сидит в тюрьме?». Я, конечно, говорила — нет. Я не хочу говорить, что его держат плохие люди, не хочу, чтобы его детство было этим наполнено. Мы папе собираем продукты, я дарю ему всякие подарки от папы. Я всячески окружаю сына любовью и заботой нашего папы, пока его нет рядом».

Муж делит письма на категории, говорит Яна Смоляго: от нее, от родителей и родных, от друзей, знакомых или незнакомцев. «Левону приходит много писем от незнакомых людей. Он часто в письмах мне пишет их имена, потому что некоторые не указывают обратный адрес. И я их ищу и говорю спасибо. Это очень важно для всех, кто сидит. У них нет правдивой информации. Есть только БТ. Левон писал, что если смотришь БТ, то хочется реально… ужасно, короче».

«Каждую ночь я плачу — поток слез остановить невозможно, — признается Яна. — Просто думаешь-думаешь-думаешь. И эти слезы текут. Просто от неизвестности страшно, от того, сколько он еще там будет. Это сложное испытание в принципе для любого человека, а когда у тебя еще есть сын, это становится в несколько раз сложнее».