«Бывало, я плакала из‑за приговоров». Адвокаты, лишенные лицензии, вспоминают 2021 год и признаются в любви к профессии
Глеб Лепейко
«Бывало, я плакала из‑за приговоров». Адвокаты, лишенные лицензии, вспоминают 2021 год и признаются в любви к профессии
1 февраля 2022, 10:31

Иллюстрация: Анна Сорокина / Медиазона

За прошедший год беларуские власти лишили лицензии десятки адвокатов. Многие из них проработали в юриспруденции всю жизнь и сами признают, что не умеют делать ничего другого. В разговоре с «Медиазоной» трое теперь уже экс-адвокатов вспоминают последние месяцы работы, рассказывают, как адаптировались к новой жизни, и рассуждают о плюсах, минусах и подводных камнях своей профессии.

Елена Шинкаревич

Стаж 7 лет

Елена Шинкаревич. Фото: личный архив

В коллегию адвокатов я вступила в начале 2013 года. Все это время я работала в составе юридической консультации Вилейского района в Минской областной коллегии адвокатов. Основной профиль был работой с бизнесом, уголовных дел не было.

В 2020 году история моя началась с того, что я представляла интересы людей, которые выдвигали своих кандидатов в избирательные комиссии, однако не прошли в состав комиссий. Еще до выборов у меня первая административка была, 3 или 4 августа — задержали наблюдателя по надуманным поводам.

И после этого понеслось. В течение 2020-2021 года, пока меня не лишили лицензии, я провела около ста административных дел. Уголовку держала до последнего, пока адвокатов хватало, я особо туда не лезла, хотя запросов было много.

В сентябре 2020 года в суде мы доказывали, что лицо во время, которое указано в протоколе как время совершения правонарушения, было уже задержано. Подтверждали это тем, что клиент писал мне в мессенджерах, что его задержали и он находится в автозаке. У судьи начали возникать вопросы, почему он мне вообще пишет. Я объяснила, что у нас заранее был заключен договор на оказание юридической помощи.

И она использовала этот аргумент как доказательство вины. Клиент сам получал постановление в суде, я впервые выдержку из него увидела в интернете. Сразу поднялось много шума, в том числе в коллегии. Мне звонили, выясняли, что это за ситуация. Потом на конференции адвокатов без упоминания фамилии председатель БРКА [Виктор Чайчиц] говорил о том, что, выложив подобную ошибку судьи в интернет, адвокаты испортили отношения с судьями. Никто даже не задал вопрос, кто же это выложил.

Это постановление в итоге Минский городской суд отменил. И при новом рассмотрении клиенту назначали точно такой же штраф. Но я понимаю, что если бы не этот шум в СМИ, на эту переписку никто бы не обратил внимание и постановление не отменил. Здесь исключительно общественный резонанс [сработал], по моему мнению — даже Чайчиц давал пояснения, что судья, наверное, что-то немножечко все-таки ошиблась, — явился причиной отмены постановления.

В 2020 году проводилась проверка нашей коллегии адвокатов. Выяснялись недочеты в документообороте, из-за чего адвокатов вызывали на внеочередную аттестацию. При этом был заметен интерес к отдельным адвокатам. Среди нарушений, по-моему — в ордерах у меня не стояли даты оказания юрпомощи. Это такое очень дурацкое старое требование. Потому что мы выписываем один ордер на все участие в суде, а по инструкции надо указывать дату этого участия. Ты участвуешь в заседаниях пятого, девятого и 20 числа, а в ордере у тебя стоит только пятое. Был период, когда я это требование не соблюдала, то есть не указывала конкретную дату участия. И еще где-то на моем экземпляре договора забыла поставить подпись.

Все нарушения — исключительно в каких-то мелких несоответствиях по заполнению документов. Руководство после проверки сказало, что по коллегии нарушений много, но нет никаких серьезных.

По сути аттестация проходит в форме экзамена, когда тебе задают вопросы из абсолютно любых областей права. Мне, допустим, практически все вопросы были по уголовному праву. В общих чертах ты им называешь, но им нужно цитаты закона. Даже при подготовке я не ставила себе цель все выучить наизусть, я понимала, что это невозможно. Это не наша работа — цитировать нормы законодательства. Наша задача — найти правильную практику, правильную теорию и ее применять в работе.

Честно, я ожидала этого. Уже была практика в 2010 году, а здесь накал был намного больше. В принципе, мы понимали, что если это насилие устоит, то вряд ли нам позволят продолжать работать дальше.

Я, как и все, надеялась на лучшее. Ничего не планировала. Первоначально я, конечно, надеялась, что будут какие-то хорошие предложения по найму на работу, плюс параллельно рассматривала вопрос получения лицензии на юруслуги, что позволяет работать с бизнесом. Мне ее дали, сейчас я как ИП работаю и устроилась на полставки в компанию.

С бизнесом как-то не очень у нас дела обстоят, потому что заказов мало. Я думаю, это общая ситуация — мне кажется, в Беларуси все в таком непонятном режиме ожидания, замирания. Серьезного рвения, новых проектов, честно, я здесь не наблюдаю. У многих откровенная позиция: «Мы не хотим работать, чтобы не содержать режим». Кто-то в таком упадническом настроении, что нет сил ни на что. И много даже моих старых клиентов уехали либо нацелены уехать, закрывают бизнес здесь.

У меня [среди клиентов] есть строительные компании, очень много мелких, вроде изготовления мебели и прочего. Многие параллельно начали открывать в России конторы и работать через них. Розница тоже много закрывается — кафе, цветочный бизнес. Крупных клиентов у меня нет, поэтому не могу сказать, как на них это отражается.

О том, чтобы уходить в другую сферу, я пока не думала. Я понимаю, что психологически, морально, физически к этому не готова. Я уезжала на три месяца летом в Грузию привести себя в порядок, собраться с мыслями. А в декабре на недельку съездила в Египет, чтобы в новом году [продолжать] с новыми силами.

Могу ли сказать, что 2021 — потерянный год? В плане карьеры — да. В плане чувства собственного благосостояния, счастья простого человеческого — тоже, безусловно, да. Но, опять же, этот год помог сделать какие-то выводы. Помог оценить людей как-то по-новому, оценить себя по-новому. И еще более — понять, кто стоит по другую сторону.

Я отношусь к той части населения, которая не строит никаких планов. План только один — если ты уезжаешь отсюда. Вот там можно строить планы. В Беларуси сейчас горизонт планирования абсолютно невозможен. В такой ситуации что-то планировать и что-то делать — абсолютно нет для этого ни внутренних сил, ни внешней атмосферы.

Вернуться в адвокатуру? Только если ситуация поменяется. Конечно, я бы хотела поработать адвокатом. Все равно, наверное, адвокатура мне ближе, чем что-либо другое, потому что это действительно интересно.

Лично мне всегда было проще защищать, чем обвинять кого-то. Мне кажется, это как-то добрее изначально. Я не то, чтобы очень верующий человек, но судить и обвинять, мне кажется, всегда немножечко менее морально, чем защищать. Хотя я ни в коем случае не отвергаю, судить и обвинять тоже надо.

В адвокатуре интересно, потому что сталкиваешься с абсолютно разными кейсами в различных областях. И когда закон работает, то часто самые

интересные дела — это дела мелкие, без высокой цены иска. Тогда суд превращается в соревнование юристов именно в профессиональной сфере, когда мы ищем нормы, за которые зацепиться, чтобы обосновать свою позицию. И когда за тобой не стоит при этом огромная цена иска, которая давит на тебя грузом ответственности, то такой суд просто приносит удовольствие, оттачивает навыки. И это мне нравится.

Ольга Баранчик

Стаж 26 лет

Ольга Баранчик. Фото: личный архив

В адвокатуру я пришла сразу после БГУ, это был 1994 год, юридический факультет. Тогда же пришла на стажировку в Минскую областную коллегию адвокатов, а в 1995-м меня приняли в нее. До 2021 года работала там.

После своей специализации «Гражданское право» я переквалифицировалась больше на уголовное право — на тот момент это был очень востребованный сегмент. Тем не менее в адвокатуре существовали приемы граждан, то есть дежурства, и там люди задавали вопросы, которые больше касались гражданского права, жилищного, семейного.

В 2012 году, когда был принят новый закон об адвокатуре, ввели такой орган самоуправления, как дисциплинарная комиссия. Тогда на общем собрании коллегии меня избрали председателем этой комиссии. И до 5 февраля 2021 года я ее возглавляла. Но хочу отметить, что я написала заявление о выходе из членов комиссии, так как это тоже предусмотрено законом, в декабре 2020 года, поскольку я поняла, что не совсем хочу выступать инструментом, скажем так, в сфере воздействия на адвокатов.

До лишения лицензии я работала с Натальей Херше и Сергеем Тихановским. У него я была одним из защитников с декабря 2020 по март 2021, их достаточно много было. С Натальей Херше — с момента задержания. К сожалению, ее дело я не закончила, поскольку заболела ковидом перед судом.

Когда [в октябре] в отношении Михаила Кирилюка возбудили дисциплинарное производство, разговоры, конечно, со стороны были, что комиссия должна принять «правильное решение». Для меня это было не совсем понятно. Я уже восемь лет возглавляла комиссию. Естественно, не первые материалы были и такого характера, и не первое дисциплинарное производство. И мне не совсем было понятно, почему какое-то правильное решение должно быть принято.

Комиссией было принято решение не исключать нашего коллегу из наших рядов, хотя было установлено, что он совершил дисциплинарный проступок, может быть, допустил некорректные выражения в публикациях. Министерство юстиции решение не обжаловало. Но под удар попали еще несколько наших адвокатов, которые были незаконно привлечены к административной ответственности за якобы участие в несанкционированных мероприятиях. В отношении всех этих адвокатов мы принимали решения, что они продолжают работать. Впоследствии их исключили, но это было уже в 2021 году.

К декабрю мне стало понятно, что меня должны очень скоро тоже пригласить в министерство юстиции — скорее всего, со мной распрощаться. Я была к этому готова, и в декабре написала заявление о выходе из комиссии, но, учитывая нормы закона, я не могла просто уйти. Я продолжала выполнять обязанности до конференции 5 февраля 2021 года, где избрали новый состав комиссии.

В марте меня пригласили на внеочередную аттестацию. Во время плановой проверки коллегии у меня обнаружили одно нарушение — в одном из корешков ордеров за 2019 год у меня было исправление, которое, как написано в акте, не оговорено в установленном законом порядке. Я не нашла в инструкции по заполнению ордеров, каким образом они должны оговариваться. Это формальность, но ее было достаточно для приглашения на внеочередную аттестацию.

Заседание комиссии — не передать словами, насколько это унизительно для адвокатов. Но было принято решение, что мною аттестация не пройдена, я не подтвердила свою квалификацию и осуществлять адвокатскую деятельность я дальше не могу.

В принципе, для меня это было ожидаемо. Но все равно, сколько ты ни жди, всегда хочешь надеяться на лучшее. 26 лет безупречной работы перечеркнуть просто так невозможно. Поэтому было больно, обидно, не скрою, но сказать, что было ах как неожиданно — я это уже предполагала и ждала.

Я до последнего надеялась и планов никаких не строила. Первый месяц я даже не пыталась никуда ничего рассылать. Изначально мне в марте казалось, первую неделю, что рухнула не жизнь, но практически рухнуло все. Я другого-то делать ничего не умею. Я не понимала, в 50 лет что я могу найти либо искать, куда я могу пойти дальше. Это был месяц отпуска, которого у меня не было полноценно все эти 26 лет.

При подаче резюме либо собеседованиях, когда узнавали, по каким причинам я ушла из адвокатуры после 26 лет, кто-то говорил: «Да-да, мы все понимаем, но простите».

В результате с конца мая я генеральный директор ООО. Честно говоря, мне комфортно. Были, конечно, моменты, когда устаешь, потому что много хозяйственно-экономической работы — договоры, акты, контрагенты, счета. Со всеми должен переговорить, отписаться. Коммуникативность, которая присуща бывшей моей работе, очень пригодилась. Еще очень пригодилось знание процесса рассмотрения экономических дел, гражданских дел. Кое-что приходится подсказывать коллегам в плане взаимодействий с органами.

Я согласилась на работу, потому что это был новый этап жизни, новое направление, новая веха. И к тому же, скажем так, очень хочется помочь, очень хочется быть полезным. Мне важно, чтобы люди чувствовали поддержку, что их не бросили. Страха у меня не было. Мне 50 лет, я уже достаточно много повидала. А помощь была им необходима. Я решила, что могу оказать им эту помощь.

Мне бы, конечно, хотелось вернуться в адвокатуру. Будем говорить так, как есть, — это была моя жизнь. Я жила этой работой, я жила на этой работе. Но я понимаю, что при данной ситуации в адвокатуру я не вернусь.

Изначально я не планировала быть адвокатом, когда училась в университете. Это был Советский Союз, там были немного другие приоритеты. Было престижно работать юрисконсультом в исполкомах или на крупных предприятиях. Так оно могло бы и случиться, но волею судеб я на преддипломную практику попала в адвокатуру. Это была абсолютная случайность, но, видимо, так должно было быть.

И уже после преддипломной практики мне стало понятно, что мне это интересно, мне это нравится. Это люди, это судьбы. Ты помогаешь им не только как юрист и как адвокат, но и как психолог. Для некоторых ты чуть ли не становишься членом семьи. Но, с другой стороны, конечно, это все очень по нервам било, потому что каждое дело ты в любом случае пропускаешь через себя. И было такое, бывало достаточно часто, что я плакала из-за приговоров, которые выносились, на мой взгляд, несправедливо. То есть мне очень хотелось помочь, но я не могла перепрыгнуть ту систему, которая уже складывалась и существовала.

Скажу честно, что в 1995-м, когда я пришла работать, первые годы работать было вообще комфортно. Ты видел свою значимость, ты видел свою работу. Потом дальше хуже, хуже, хуже. Последние года три стало совсем плохо. Тебя не слышали вообще, ты как адвокат иногда понимаешь, что роль статиста выполняешь. А мне не хотелось этого делать.

Тем не менее работа мне нравилась, потому что это движение. Адвокатура — это живая работа. Законодательство не стоит на месте. Пусть худо-бедно что-то работает, что-то не работает, но ты постоянно должен быть в тонусе, чтобы отслеживать изменения в различных законах по разным направлениям. Потому что на консультацию может прийти любой человек с любым вопросом. И ты должен знать, где его посмотреть и что вообще в этой сфере происходит. Поэтому да, это была моя жизнь, и мне это нравилось.

Андрей Мочалов

Стаж 6 лет

Андрей Мочалов на заседании по делу журналистов. Фото: «Медиазона»

Я в адвокатуре с 1 сентября 2015 года. Изначально я пришел из юристов-хозяйственников и получил лицензию по упрощенной системе. Занимался экономическими делами, периодически были связанные административные дела, плюс помогал знакомым, так что опыт был. Также я вел экономические уголовные дела, как, например, уклонение от уплаты налогов.

Общеуголовных дел у меня было совсем немного, но с приходом 2020 года мне пришлось собрать весь свой опыт и применить его конкретно к политическим делам. Примерно с апреля начались первые политические задержания, в частности, моих знакомых журналистов. Потом я защищал ребят, которые обжаловали какие-то моменты, связанные с допуском к избирательной кампании.

Несколько дней после выборов я в основном дежурил в БСМП, помогал там потерпевшим, опрашивал людей — у адвоката такое право имеется. На основании этих материалов мы писали заявления о возбуждении уголовных дел, жалобы по административным делам. Консультировал людей, как машину забрать, как в страховую обратиться.

Как только в БСМП стало меньше пациентов, началась эта текучка с административными делами с участниками акций. Я ожидал, что из-за активности меня лишат лицензии еще до нового года — исходя из принципиальности, с которой я вел дела и высказывался на всех адвокатских собраниях. Но так получилось, что мне еще удалось поработать. За еще полгода мне удалось провести интересные дела, хорошие вещи сделать, я считаю.

В последних числах мая у меня было заседание дисциплинарной комиссии. Ее результаты мне, конечно же, озвучили. Я подал жалобу на решение комиссии, то есть понимал, что скорее всего до рассмотрения жалобы исключать меня из коллегии адвокатов не будут. Решение об исключении принимает совет коллегии. Он решил не дожидаться обжалования, и через пару дней исключил меня из коллегии, но мне почему-то решили не сообщать об этом.

Ближайшее публичное дело — дело Ольги Синелевой, которая якобы выселила [из съемной квартиры помощницу прокурора] Алину Касьянчик — с утра освещалось в СМИ. Я так понимаю, что кто-то из коллегии эту новость увидел и понял, что мне забыли сообщить об исключении. Разумеется, это проблема для них, потому что говорит об ошибке с их стороны. И они сразу же уведомили судью, что я, оказывается, уже не адвокат. И, соответственно, судья меня отстранила от защиты клиента.

Между исключением и тем судом у меня было довольно много дел, поэтому, если формально подходить, все они должны пересматриваться, потому что этих людей защищал не адвокат.

После этого я осознавал, что не имею права защищать людей. У меня состоялось обжалование решения комиссии. На ней снова сидели люди, смотрели вниз, не задавали вопросов, просто оставили решение в силе. Я завершал какое-то время свои дела, передавал коллегам, занимался административными вопросами.

Конкретного плана у меня не было. Я всегда планировал, что если меня лишат лицензии, я буду заниматься правозащитной деятельностью. Но летом прошли зачистки, соответственно, правозащитой тоже стало заниматься невозможно.

Сейчас я немного в подвешенном состоянии в поисках работы. Осенью уехал в отпуск, путешествовал на машине. В итоге всю Германию объехал, во Франции побывал, в Польше, Литве. Пока планов не строю, делать это буду после того, как найду работу.

За прошлый год я провел 95 административных процессов, помогал людям составлять жалобы. После исключения из коллегии — объяснял, куда дальше идти, что делать. Также провел десять уголовных дел за это время. Год я для себя оцениваю положительно. Он принес для меня много изменений, много нового опыта, [я] сильно повзрослел. Понял, кто есть кто среди знакомых. В руководстве коллегии увидел, кто по-настоящему только для красного словца говорит пафосные вещи, а кто действительно там хороший человек, борется за адвокатскую идею.

Большинство людей раскрылось для меня с положительной стороны. То есть какие-то мои знакомые, которым я помогал по их делам, какие-то мои клиенты, казалось бы, обычные люди, оказались очень хорошими, благородными людьми, с которыми хочется быть в контакте всю жизнь.

Все мои коллеги, с которыми я общаюсь, проявили себя с хорошей стороны. Очень заряжает пример Максима Знака. Очень правильные вещи Илья Салей делает, я считаю.

Конечно, хочу вернуться в адвокатуру. Я пришел туда, как это можно сказать, по зову сердца. Мне всегда нравилась эта профессия. Разумеется, как только такая возможность появится, как только в Беларуси будет работать принцип верховенства права, я сразу же вернусь в адвокатуру.

Я могу сказать, что мне нравится защищать людей. Когда я вижу, что их пытаются незаконно, безосновательно привлекать к ответственности. Это меня мотивирует, мотивирует помогать им и добиваться правды для них.